羽ばたく蝶になる (с)
Автор: Marineko/ mylittlecthulhu 
Оригинал: kaijoufic.livejournal.com/50528.html
Перевод: ChioChioSan, nandemonai
Фандом: Arashi/Араши
Пейринг: Sakumoto/Сакумото
Рейтинг: R
Объем: ~11 424 слова (всего)
Прим. автора: Араши не владею. К написанию подтолкнула salwaphoenix, которая хотела фанфик, в основу которого бы легла песня Silverchair Miss You Love.
Прим. переводчиков: лучшее, что когда бы то ни было написано по этому пейрингу. Будем рады, если вы оцените этот фик так же, как оценили его и мы. Если вы владеете английским, советуем всё же не полениться и прочесть эту вещь в оригинале - она покажется вам еще лучше. Спасибо Маринеко, которая написала эту вещи и позволила ее перевести на русский И отдельное спасибо от меня Эри, которая довела перевод до читабельного вида
Часть I
Часть II
Голова Шо пульсировала, нестерпимая головная боль ещё с самого утра только усиливалась. Сакурай не хотел поднимать суматоху, поэтому он радостно поприветствовал персонал журнала и представил остальных участников, не показав никоим образом, что у него болит голова.
В последнее время это случалось все чаще; Аиба приставал к нему, чтобы Шо пошел к врачу, но нужно было дождаться более подходящего времени, чтобы взять отгул. Сейчас работы каждому хватало по горло, и пусть никто этого не озвучивал, но когда дело касалось всех пятерых, именно Шо отвечал за то, чтобы все прошло гладко.
Оно был самым непоколебимым из них, но когда лидер уставал или расстраивался из-за чего-то, то просто отказывался что-либо делать. Нино хоть и хорош в сотрудничестве, но он всегда так явно хочет поскорее вернуться домой, что это не остается незамеченным и влияет на настроение окружающих. Джун подходит к делу с излишним энтузиазмом, и иногда его заносит. А Аиба, хоть и довольно хорошо справляется сам по себе, но может одинаково внезапно расплакаться или разозлиться, если увидит, что кому-то грустно. Естественно, с ними это случалось редко, да и не в одно и то же время. Шо следил за предупреждающими знаками, постоянно проверяя, в норме ли настроение, убеждаясь, не нужен ли перерыв, не надо ли найти способ, как стабилизировать ситуацию, пока всё не зашло слишком далеко.
Это изматывающая и неблагодарная работа, потому что никто из них не хотел признавать своего предела. Но кому-то приходилось делать это за них.
И Шо спрашивал себя, когда было решено, что этим кем-то должен быть он.
“Я в этом не участвую”.
Все посмотрели на Джуна; они были измучены из-за летней липкости от жары, работали без перерыва почти 4 дня без особого продвижения вперед, и все, чего они хотели на тот момент – поскорее закончить с делами и отправиться домой.
“Мне плевать”, – сказал Матсумото, возможно, зная, о чем думают остальные. Он наверняка знал, ведь и сам думал о том же.
“Я все равно этого делать не буду”.
Нино выглядел так, будто собирается кого-то убить (вероятно, Джуна), а Аиба – будто вот-вот заплачет. И Шо прекрасно их понимал, потому что сейчас чувствовал и то, и другое. Но он взглянул на Оно, а Оно посмотрел на него, и они поняли друг друга. Это не тот случай, когда можно отказаться, поэтому Шо только смиренно выдохнул.
“Я сделаю”, – сказал он.
На этот раз все смотрели уже на него. На их лицах - смесь облегчения, удивления и беспокойства.
“Но, Шо-чан”, – произнес Аиба, - “Ты уверен? Тебе будет сложнее, ты же боишься высоты”.
Забавно, подумал Шо. Обычно они посмеялись бы над ним и с нетерпением ждали, как он выставит себя полным идиотом на национальном телевидении.
“А есть еще добровольцы?” – спросил Сакурай, и Аиба тут же замолк.
“Они просили меня, не так ли? Поэтому это сделаю я”, – признавая поражение, сказал Матсумото, ни на кого не глядя, когда все вновь обернулись к нему. Джун поднялся со своего места, собрание было окончено.
Позже, когда съемки закончились, и они не могли дождаться, когда смогут – наконец-то – пойти домой, Шо подошел к Матсумото и тихо произнес:
“Спасибо”.
“Я сделал это не ради тебя”, – ответил Джун. Его голос был столь же тверд, как и стена, которую со временем он возвел между ними.
Шо кивнул. Тогда он еще не знал, что иногда будет вспоминать о том дне. Думать, что было бы, если он сказал больше, больше по-настоящему важных вещей? Может, тогда бы они не пришли к этому моменту?
Когда объявили пятнадцатиминутный перерыв, Джун поспешил обратно в гримерку, по-видимому, проверить Оно. Аиба последовал за ним, а Нино тут же достал свой DS – очевидно, из воздуха, потому что Шо понятия не имел, где тот его хранит. Они не говорили этого вслух, но очень дорожили каждой появившейся свободной минуткой. Так же, как и наслаждались проведенным вместе временем, бывало и так, что было сложно видеть лица друг друга и не думать о работе, даже в личное время.
Шо не сдвинулся с места; отсюда гораздо проще будет вернуться к работе, когда перерыв закончится. Он надеялся, что чем меньше будет двигаться, тем больше у него шансов поверить в то, что боль в его голове прошла, - так он к ней привык. Шо закрыл глаза, думая, что плевать, если люди подумают, что он уснул, и в этот момент что-то легко ударило его по спине. Сакурай тут же открыл глаза, оборачиваясь.
Первым, что он увидел, было рукой прямо перед его лицом. Понадобилось больше времени, чем обычно, чтобы сфокусировать взгляд и увидеть, что в руке были какие-то таблетки. В другой руке у Джуна была бутылка воды.
“Ты никого не одурачишь”, – сказал он. - “Лучше прими их, пока у тебя не началась мигрень”.
Шо взял болеутоляющие и проглотил их, запив водой, взятой у Джуна. Когда он поднял взгляд, чтобы поблагодарить, Матсумото просто забрал наполовину пустую бутылку и ушел обратно в гримерную. Сакураю было интересно, злится ли Джун, и если злится – то почему.
Шо многое упускал из виду, потому что не смотрел. Или потому что был слишком занят чем-то другим. Он не заметил, когда Джун начал пить, не заметил и по прошествии месяцев. Конечно, Сакурай был со всеми на дне рождении Матсумото, и смутно осознавал, что Матсуджун вообще может пить, но эта информация никогда не трансформировалась в мысль, что он станет. Вероятно, потому, что он никогда не беспокоился о возрасте, когда дело доходило до выпивки, и думал, что раз Джун не пил раньше, то и теперь не будет.
А может, Шо вообще не задумывался об этом.
В любом случае, он растерялся, когда посреди ночи ему позвонил Джун из какого-то бара, который, по счастливой случайности, находился неподалеку от его дома.
Пьяным Джун был вполне сговорчив, поэтому Шо не составило большого труда довести парня до машины. Он был уже на полпути к своему дому, когда подумал, что, проснувшись завтра в комнате Сакурая, Матсумото вряд ли это оценит. Особенно, спустившись вниз и встретившись с его семьей, тем более – если у него будет похмелье. Поэтому Сакурай развернул машину и поменял маршрут на спальный район. Необходимо было каким-то образом провести Джуна внутрь, потому что некоторые люди будут особенно рады увидеть Матсумото, возвращающегося домой в таком состоянии. Особенно если эти люди хотят, чтобы их группа прервала своё существование.
Забавно об этом так думать, потому что именно Джун был тем, кто обычно брал все давление на себя. Шо посмотрел на него, на секунду отрывая взгляд от дороги, но Матсумото уже спал на заднем сидении. Сакурай улыбнулся, думая о том, что, несмотря на все еще прохладное, воинственное отношение со стороны Джуна, когда его оборона спадает, за ней оказывается все тот же человек. Иногда Шо казалось, что сердце Матсумото слишком мягкое, слишком ранимое, и это пугало его; Джуна так легко было ранить. Он слишком легко мог отказаться от желания уйти, даже если это место, куда ему вообще не следовало бы приходить. Поэтому когда Джун стал вести себя по-новому, будто нацепив на себя броню, Шо мог облегченно вздохнуть. Пусть он и сожалел об этих изменениях.
Не без проблем добравшись до комнаты Матсумото, Шо положил младшего на кровать и накрыл его одеялом, проверив, оставил ли для него на краю тумбочки стакан с водой – на утро. Сакурай уже собирался уходить, когда Матсумото внезапно проснулся.
“Шо?”
“Спи”, – сказал он. Матсумото закрыл глаза, молча соглашаясь, но когда Сакурай открыл дверь, стараясь не скрипеть, Джун что-то пробормотал, и понадобилось немало усилий, чтобы разобрать слова.
“Почему ты продолжаешь делать мне больно?”
Это заняло три недели, чтобы Джун пришел к выводу, что ему нужно поговорить с Шо о случившемся.
Джун ждал, пока они останутся наедине, прежде чем подойти к нему. В тот день Шо уезжал домой пораньше. Ему было необходимо что-то дочитать для важного интервью, которое он давал на следующей неделе. Водитель никогда не высаживал его прямо у дома - обычно Шо просил, остановиться за пару кварталов. Он покупал в продуктовом магазине еду, и тот факт, что на кассе оказалась его любимая продавщица, привел Сакурая в хорошее настроение. Он поболтал с ней немного, посмеялся над ее жалобами на недавние причуды ее парня. Шо никогда не встречал его раньше, но по рассказам он чем-то напоминал Аибу.
Шо не знал, как Джун вошел, так как посторонним разрешалось войти лишь с согласия от тех, к кому они пришли. И все же, направляясь к лифту, Сакурай встретился с Матсумото.
“Что ты здесь делаешь?”
“Нам нужно поговорить”, - ответил Джун, но, заметив, каким взглядом одарил его Сакурай, поправился. - “Мне нужно поговорить”.
А он, значит, должен выслушать, предположил Сакурай. Пожав плечами, Шо дал Джуну знак следовать за ним, спрашивая себя, хорошая ли эта идея.
Шо был уверен, что останется в гримерке один, так как для индивидуальной фотосессии его снимали последним. Он знал, что Аиба ушел домой сразу же. Тот бегал туда-сюда по гримерке, как ураган, не останавливаясь ни на секунду и бормоча что-то о свидании, и выскочил в дверь прежде, чем Джун смог предупредить его о том, чтобы тот был внимателен и не попался папарацци. Сам Джун ушел сразу вслед за ним, а после и Нино. Спустя пару минут после того, как ушел Оно, дверь в гримерку резко распахнулась, и в комнату вошел Нино. Решительно закрыв за собой дверь, он медленно подошел и сел напротив Шо.
Какое-то время они просто смотрели друг на друга: Шо в недоумении, а в глазах Нино одновременно была и какая-то решительность, и твердость.
“Ты сволочь”, – сказал, наконец, Казунари.
У Шо было ощущение, будто его ударили, потому что это был его лучший друг, и он знал, что в этом случае Нино может говорить лишь об одном. Сакураю не нужен был кто-либо еще, чтобы обвинять его в этом, потому что он и сам прекрасно знал о своих грехах.
“Я знаю”, – ответил Шо, потому что и правда, что еще тут можно сказать?
“Я сказал так лишь потому, что разговаривал с Джуном, который делает вид, что все в порядке. И он будет в бешенстве, если узнает, что я говорю тебе то, что сейчас говорю, но ты должен знать, что ты сволочь”.
“Я знаю”.
“Вот и хорошо”.
“Джун рассказал тебе?”
Нино закатил глаза.
“А думаешь, стал бы? Он умеет хранить секреты лучше, чем кто-либо из нас, а этот он хранит достаточно близко к сердцу. Он удивился, когда я сказал ему, что знаю”.
Суровость во взгляде смягчилась, и Казунари вздохнул.
“Я знаю тебя, Шо. И я знаю его. Возможно, будь как-то иначе, я бы не заметил ничего, но так как это правда, то… ладно. Ты и правда думал, что сможешь скрыть это от меня?”
“Я никогда не думал об этом так или как-то иначе”, – сказал Шо, потому что это было правдой.
Когда он впервые пришел к Джуну, он винил во всем алкоголь, хотя Сакурай прекрасно знал, что был не настолько уж пьян. После Джун стал чем-то вроде зависимости, которой он страдал – были времена, когда он пытался держаться подальше, но каждый раз все равно возвращался. И Шо знал, что все это неправильно, знал, что чувствовал к нему Джун, но подобное знание скорее подталкивало его, чем удерживало. Он ненавидел это, ненавидел то, как иногда беспричинно злился на Джуна, то, как Джун никогда не сопротивлялся и никогда не отталкивал его. И он знал, что Джун ждал от него чего-то большего или чего-то другого.
“В любом случае, все кончено”.
Наконец, Джун устал от него. Шо не думал, что теперь Матсумото подпустит его к себе даже в дневное время.
“Шо”, – Нино выглядел уставшим, как и его голос. Он закрыл лицо ладонью и продолжил, - “Джун любит тебя. Да, раньше он был влюбленным ребенком, и да, я знаю, это порой раздражало. Но этот ребенок вырос, и не думаю, что простая влюбленность продержалась бы столько лет”.
“Я не могу дать ему то, чего он хочет”, – ответил Шо.
И мысленно он поправил Нино. Джун любил его – в прошедшем времени. После всего случившегося Сакурай сомневался, что он заслуживает хотя бы дружбу Джуна.
“Не можешь – так не можешь. Только прекрати заставлять его чувствовать себя виновным в том, что все еще думает о тебе, и перестань давать ему ложные надежды”.
Это больше не имеет никакого значения, хотел сказать Шо, потому что все кончено. Разве он не сказал уже об этом? Но вместо этого Сакурай хрипло рассмеялся, хоть ничего смешного и не было, и тут же перестал.
“Я действительно сволочь, да?”
“О чем я тебе и толкую”.
Шо долго и молча смотрел на Нино.
“Ты младше меня”, – сказал он. - “Как тебе удается быть настолько умнее?”
Нино фыркнул. “Это не я умный. Просто ты идиот, вот и всё”.
Это было ошибкой, он знал. После стольких лет идеального балансирования и колебания между еще-не-совсем-друзьями и дорогими-согруппниками-и-коллегами он всё испортил, и для этого хватило лишь секундной слабости.
Они избегали оставаться один на один. Но когда никого не было рядом, то все равно вели себя друг с другом относительно нормально, если вдруг такая ситуация все же возникала. Тогда почему в тот день было иначе? - спрашивал он себя. Может быть, дело было в свежей партии очередных слухов, которыми пестрили таблоиды, связывая его с человеком, жизнь которого будет перевернута с ног на голову по его вине. Он спрашивал себя, может, стоит и вовсе перестать заводить друзей, раз это так трудно? Возможно, все из-за того, что в тот день он собирался пойти домой, так как на днях у его брата был День рождения, но пришлось изменить планы из-за переноса интервью. Может быть, всё потому что там был Джун, не в том месте и не в то время, потому что они были не в том месте и не в то время. Возможно, свою роль сыграли все названные причины, а может, ни одна из них, - возможно, все было гораздо проще, и это была полностью его вина.
Он позволил Джуну войти, но, как только дверь закрылась, Сакурай сказал:
“Не думаю, что прийти сюда было хорошей идеей”.
“Да? А заняться сексом там, где кто угодно мог войти и увидеть, лишь потому, что тебе захотелось, было хорошей идеей?”
Шо сглотнул, стараясь не обращать внимания на прилив тепла, растекшегося по телу при воспоминании. “Но никто не вошел”.
“Не в этом дело”.
“Я знаю. Мне жаль, ладно? Это было ошибкой. Ты об этом хотел поговорить?”
Казалось, Джун не услышал его вопроса. Матсумото направился к любимому креслу Шо и устроился в нем.
“Ошибка”, – глухо повторил он.
“Да”, – делая акцент на слове, Шо кивнул в согласии. Он извинился и взял всю вину на себя. Он готов стать лучшим другом, или старшим братом, или что там Джуну вздумается. Только, пожалуйста, не заставляй его ненавидеть себя больше, чем он уже ненавидит.
“За всё непозволительное, что я сделал… мне жаль”.
“Да уж”, – пробормотал Джун. Он замолк, будто обдумывая то, что собирался сказать, но лишь вздохнул, и добавил:
“Тебе всегда жаль”.
Однажды Шо превратился из человека, которым Джун восхищался, в человека, который постоянно совершает ошибки. Он не знал, почему или когда стал меняться, тяжело было размышлять об этом. Шо помнил, как Джун говорил, насколько важно для него уважение, что он может любить только того, кого уважает. Сакурай знал, что потерял всё то уважение, которое когда-то было к нему у Джуна – уважение, которое, как ему казалось, он даже не заслужил. И не важно, как тяжело и как долго он пытался завоевать его обратно. Он не мог.
Шо тяжело опустился на диван, чувствуя себя разбитым. Он думал о долговязом, неуклюжем мальчишке, каким был Джун когда-то, как они его дразнили (любя, конечно), о его “забавной мордашке” – это были слова Нино, не его. Тем не менее, тем, кто смеялся последним, был Джун. С тех пор Матсумото вырос в того, кем он является сейчас - в сочетание шарма, красоты и хладнокровия, которое Шо был не прочь позаимствовать. Сакурай же, напротив, все чаще становился объектом всеобщих шуток.
Чувствуя, как диван под ним двинулся, Сакурай поднял глаза и заметил, что Джун подсел к нему. Матсумото коснулся рукой его щеки, разворачивая лицом к себе. Брови Джуна были слегка сведены, отчего на лбу образовались складки, и Шо почувствовал сильное желание разгладить их.
“В последнее время ты действительно какой-то странный”, – прошептал Джун. - “Будто сам не свой”.
Что-то сжалось в горле, стало сложно вымолвить хоть слово.
“Возможно, я изменился, и теперь ты меня не знаешь”.
“Возможно”.
Джун наклонился, одновременно с этим притягивая к себе Сакурая, так что они встретились на полпути. Учитывая, какими поцелуи могут быть в принципе, этот был почти ничем. Гораздо проще, чем они когда-либо целовались, проще, даже чем когда он отважился на свой первый поцелуй. Лишь касание губ, лишь на мгновенье. Но внутри что-то забилось. Он чувствовал, что вот-вот задохнется от смеха и слез одновременно, горько и в то же время сладко. Он ничего не сделал, просто закрыл глаза. Воспоминания сходились в одно целое, словно пазл; ему необязательно было углублять поцелуй, чтобы узнать, что на вкус Джун – смесь сигарет и мандарина. Ему пришло вдруг в голову, что это могло измениться, как и все остальное. Но прежде, чем он подумал о проверке, Джун уже отстранился. Сакурай съежился от своего же едва уловимого звука протеста.
Джун ушел.
“Джун”.
Он позвал его уже в четвертый раз, но Матсумото так и не поднял глаз от книги. В ушах младшего были наушники, и он делал вид, будто не слышит, но Шо мог поспорить, что тот слышит по тому, как в первый раз напряглись его плечи.
“Матсумото. Я знаю, что ты слышишь меня”.
Джун закрыл книгу и окинул Шо взглядом, полным раздражения; часть него чувствовала острую боль и сожаление за парня, который пришел на место того, кого Шо однажды знал.
“Нам нужно поговорить”, – сказал он.
Джун вытащил наушники, выключил плеер и огляделся вокруг. Больше никого не было; Аиба пошел в кафе пару минут назад, а остальные еще не приехали.
“Ну, говори”.
Шо не знал, с чего начать. Он даже не знал, может ли он начать, может ли он сделать шаг назад и столкнуться лицом к лицу с тем, что между ними было, с тем, что он сделал с Джуном.
“Мне жаль”, – сказал Сакурай.
Этого недостаточно, это никак не сотрет их прошлого, не приведет всё снова в порядок, но это было самым искренним, что он мог сказать на тот момент.
Джун ничего не ответил, и чувство в животе Шо стало лишь тяжелее. Пусть он и не ожидал никогда, что Джун его простит, она всё еще давила на него - эта вина, которой некуда уйти, которую никогда не отпустят.
“Мне жаль”, – повторил он, и Матсумото по-прежнему молчал. Его мозг боролся в поиске еще каких-то слов, чтобы отступить или наоборот, сделать шаг вперед. Или же слов, которые снова заставят Джуна улыбаться - не отстраненно и прохладно, как он иногда делает это теперь, а широко и простодушно, как он улыбался когда-то - той самой улыбкой, которой больше нет. И Шо знал: каким-то образом все случилось по его вине.
Как ему сказать, что он скучает по его улыбке? Что он скучает по бесконтрольному смеху, по той легкости, с которой Джун делился тем, что его расстраивало?
Сакурай все еще пытался найти слова, когда Джун ему улыбнулся – одной из тех загадочных улыбок, которые Джун, казалось, отработал в себе, тех улыбок, которые заставляли Шо гадать, о чем же в действительности Матсумото думает.
“Тут не о чем сожалеть”, – сказал он. - “Все было весело, пока было”.
“Что случилось? Сегодня ты ужасно молчаливый”.
Аиба сел на пол рядом с ним. Он смотрел, как Джун, будто сержант на учении, делает замечания и раздает указания джуниорам, которые будут подтанцовкой на их следующем концерте. Будто они не были напуганы уже одним лишь его присутствием.
Аиба захихикал, и Шо понял, что сказал это вслух. Вспомнив о вопросе, он покачал головой. “Просто устал немного, вот и всё”.
“Ну ладно. Но лучше убеди всех, что ты сегодня на высоте. Джун и правда разошелся. В гримерке проходил мимо парочки джуниоров, они назвали его демоном. Демоном!” – засмеялся Аиба.
В ответ Шо слабо улыбнулся. Младших пугала на самом деле не строгость и старание во всем, которые исходили сейчас от Матсумото. В конце концов, Джун мог сделать замечание прямо, он обращал внимание на мельчайшие оплошности, но по большей части он был терпелив к ошибкам и вел себя так, будто он один из них. Но репутация бежала впереди него, и для большинства этих детей сама мысль о Матсуджуне была пугающей, нежели он.
Но он привык к этому – как и все они. Каждый из них имел какой-то определенный образ, слишком занимательный, чтобы за ним люди могли разглядеть, какими они были на самом деле. Впрочем, была и вероятность того, что никого и не волновало, что они из себя представляют, а волновало скорее то, что могут получить, будучи в близком знакомстве с ними. Все это вызывало в них все большую благодарность к давним друзьям и друг к другу. Он вспомнил, как Джун однажды вслух читал ему интервью с Джоном Ленноном. Леннон рассказывал, что, в сравнении с Элвисом, Битлз очень повезло – потому что они есть друг у друга, и это помогает им оставаться в своем уме. Понадобилось несколько лет, прежде чем Шо понял, насколько правдивы эти слова.
Он оглянулся на джуниоров – совсем еще мальчишки, каждый из них – и Шо знает, что однажды и они это поймут.
“Ну”, – произнес Аиба, прерывая его мысли, - “Джун приезжал к тебе вчера?”
Шо чуть не подавился собственной слюной, в итоге закашлявшись. Аиба постучал ему по спине, радостно приговаривая:
“Приезжал же, да?”
Сакурай не знал, с чего вдруг Аиба был чертовски счастлив по этому поводу.
“Он был весь такой сексуальный и роскошный Великий Матсуджун? И окончательно тебя соблазнил, да?”
Шо смотрел на Аибу широко раскрытыми глазами. Он не знал, как реагировать – с одной стороны, он вспомнил вчерашний поцелуй, и внутри всё потеплело. Но, с другой, предположение Аибы – и, тем более, то, какими словами он выразил свои мысли – это было настолько абсурдно, что какой-то части Шо даже захотелось расхохотаться. Состроив серьезное лицо, Шо ответил:
“Не понимаю, о чем ты”.
“Аааа, черт! Нино был прав. Теперь мне придется угостить его ужином”.
Шо моргнул.
“Не мог бы ты объяснить свои последние слова? Пожалуйста”.
“Мы с Нино поспорили. Я сказал, что Джун приедет к тебе и вернет обратно, потому что вы двое за последний месяц были такими милыми со всеми этими томными взглядами, пока никто не смотрит. Но Нино сказал, что это невозможно, потому что, кхем… он сказал, что вы оба идиоты. Без обид”.
Шо почти беззвучно промычал, обдумывая слова Аибы. Спустя пару минут тишины, он ответил:
“Вам с Нино действительно следует найти хобби получше”.
“Может, и так”, – произнес Аиба, все еще радуясь. - “Но как так Джун не вернул тебя?”
Будучи уверенным в том, что сейчас он, должно быть, покраснел, как никогда прежде, Шо отвернулся.
“Во-первых, никого никуда возвращать не надо. Вы всё неверно поняли”.
“Но ты же любишь его!”
Шо заметил, что иногда гораздо сложнее было обходить ловушки Аибы, нежели Нино. Как можно аккуратнее и естественнее, Сакурай ответил:
“Я люблю всех вас”.
Улыбка Масаки исчезла, и он сердито посмотрел на Шо.
“Я тоже тебя люблю, Шо-чан, но знаешь, что? Нино прав. Ты и правда очень, очень глупый”.
Шо поступал безрассудно и был несправедлив к стаффу, который работал весь день, занимаясь подготовкой к их новому шоу. Но заставить себя хоть чуточку побеспокоиться никак не получалось. Как только Оно попросил о перерыве, он ушел в гримерку, хлопнув дверью и оглядываясь вокруг в поиске чего-нибудь, что можно было бы ударить, сломать, ну или что-то в этом роде.
Тяжело дыша, Сакурай все еще стоял там, когда дверь открылась и закрылась. Шо не оглянулся; он знал, кто это был.
“Риида”, – произнес он. - “Без обид, но, пожалуйста, не мог бы ты прямо сейчас убраться отсюда нафиг? Мне нужно побыть одному”.
“Я люблю его”, – сказал Оно, не шевелясь вовсе, даже когда Шо обернулся и устремил на него взгляд, полный необъяснимого гнева.
“Предупреждаю тебя…” – начал Сакурай, когда Сатоши поднял руку, жестом приказав ему замолчать и слушать. Лидер подстроил свой взгляд под тот, который был в глазах Шо, и по-прежнему не сдвигался с места, выглядя все также простодушно, спокойно и непоколебимо.
“Я люблю его”, – повторил Оно. - “Но не так, как любишь ты”.
“Ты ни черта не знаешь о том, что я чувствую”, – процедил сквозь зубы Шо, пытаясь оставаться спокойным; он долгое время ни на что не срывался, и сейчас было не лучшее время начинать, да и не бывает «лучшего времени» для подобного. Шо больше не мальчишка, который мог скидывать все на бунтарский юношеский период. Но, казалось, он не мог ничего с собой поделать; каждый раз, чувствуя себя загнанным в угол и беспомощным, это был единственный знакомый ему способ реагировать.
А Сатоши, кажется, понимал это. Шагнув ближе, он обнял Шо. Сакурай оставался неподвижным – это объятие сковывало его. И лишь только когда Оно сказал: “Я и тебя люблю”, он успокоился и позволил лидеру обнимать себя.
“Теперь понимаешь?”
Шо кивнул, и Оно отпустил его. Ему стало ясно, что он слишком остро отреагировал. С тех пор, как, казалось, привязанность Джуна перешла на их лидера, Сакурай ревновал. Это было абсурдно и смешно, но дело было в нем самом – не в Оно. “Я лучше пойду и извинюсь перед всеми”, – сказал Шо.
“Передохни сначала”, – ответил Сатоши. На какое-то время между ними повисла тишина, после чего лидер добавил: - “Он взрослеет. И ты ничего не можешь с этим поделать”.
“Знаю”, – он сделал несколько глубоких вдохов, чувствуя, как злость исчезает также быстро, как и появилась, уступая место неловкости и раскаянию. - “Даже не знаю, что на меня нашло”.
В улыбке Оно было веселье и восторг, будто смысл жизни Сакурая заключался в том, чтобы развлекать его.
“Всё просто; ты влюблен”.
Шо потряс головой и для ровного счета рассмеялся. Оно удивленно воскликнул:
“Я не прав?”
Они оставили эту тему, перейдя к разговору о работе и семье. К тому времени, когда они вышли из гримерки, все уже вернулись к работе и делали вид, будто Шо не рычал злобно на всех, кто пытался с ним заговорить, даже после того, как он извинился. Краем глаза Сакурай видел, как Нино медленно подкрадывался к нему с зонтом в руке, словно планируя передать его Шо, но Аибе удалось забрать его до того, как Нино успел что-либо сделать. Сакурай рассмеялся, чувствуя, как в помещении на смену прежней атмосфере приходит спокойствие.
Шо объявил, что их перерыв окочен, извиняясь еще раз.
Когда никто не видел, Сакурай бросил взгляд на Джуна, который смеялся из-за неудачной попытки высвободить руку от спящего лидера. Такое чувство, будто резко не стало воздуха. Вспоминая разговор с Оно, Шо понял, что тот был прав по обоим пунктам: его это заботило больше, чем того хотелось, и он опоздал – Джун повзрослел и перерос зависимость от него.
“Стоп, стоп, стоп”, - крикнул Джун, размахивая руками вдобавок на тот случай, если его не услышат. “Давайте сделаем перерыв. Продолжим через 20 минут”.
Нино издал радостный вопль; это был самый щедрый перерыв из всех, что Джун им позволил за весь день, не считая времени на обед. Казунари поспешил к двери, сражаясь с джуниорами за право первенства в выходе из зала, хотя большинство ребят просто пропустили его вперед. Аиба направился к Оно, предлагая перекусить, раз у них есть время. И Шо собирался к ним присоединиться, когда Джун окликнул его и попросил остаться.
“Что с тобой не так?” – спросил Матсумото, когда все ушли.
Сакурай нахмурился. Сегодня он наделал больше ошибок, чем обычно, Шо знал об этом, но это явно не тянуло на причину, чтобы Джун оставлял его.
“Аиба сделал столько же ошибок, сколько и я”, – ответил Шо.
“Я не Аибу спрашиваю. Ты сегодня какой-то отрешенный весь день, и некоторые твои ошибки – они опасны. Ты специально пытаешься причинить себе вред?”
“С тех пор прошло столько лет, когда ты наконец-то оставишь это в покое?”
Он знал, что был не прав, но со стороны Джуна едва ли честно было задевать его по этому поводу каждый раз.
“Может, когда ты перестанешь пытаться себя убить?” – ледяным тоном спросил в ответ Матсумото.
“Ты преувеличиваешь, и я ухожу”, – произнес Шо, желая смыться прежде, чем его раздражение перерастет в злость. Но ладонь Джуна перехватила его руку, останавливая.
“Я еще не закончил”.
“Ладно, зато я закончил”, – ответил Сакурай, пытаясь выдернуть свою руку, но хватка Джуна была сильней.
“Отпусти. Да какого черта, в чем твоя проблема? Ты приезжаешь ко мне домой, потому что хочешь поговорить, но я до сих пор так и не понял, о чем именно. Если дело действительно было лишь в том, что я сделал, и ты из-за этого разозлился, но я ведь уже извинился. И если ты был так зол на меня, какого черта поцеловал? Ты просто поимел мне мозг или-” – Шо остановился, когда Джун отпустил его руку.
“Это ты поимел меня”, – перебил его Матсумото.
“Я знаю, и я уже сказал, что мне жаль, разве нет? Что еще ты хочешь, чтобы я сказал?”
“Мне никогда не нужны были твои идиотские извинения!”
Шо отступил назад, ошарашенный внезапным всплеском эмоций младшего, но Джун, напротив, сделал шаг вперед, оставляя расстояние между ними неизменным.
“Я никогда не хотел, чтобы ты о чем-то сожалел”, – на этот раз голос Джуна был тише, гнев в нем переплетался с чувством поражения.
“Слушай”, – произнес Шо. - “Я знаю, сожаления тут недостаточно, и ничего не будет достаточно, чтобы все исправить. Я ничего не буду объяснять и не хочу больше извиняться. Но что важно: мне не всё равно на тебя, и я хочу, чтобы мы снова были в порядке. Знаю, всё произошло по моей вине. Я осознал, что ты мне нужен, лишь потеряв тебя. Хотя мы всё еще можем однажды стать друзьями, думаю. Надеюсь”.
Сакурай замолк, совершенно не представляя, о чем думал Джун. Шо понял: раз он наконец-то сказал ему правду, то следует сказать всё до конца. Направившись к выходу, Шо задержал ладонь на дверной ручке и обернулся.
“И просто для ясности”, - сказал Сакурай. - “Говоря, что мне не все равно, я имел в виду, что люблю тебя”.
Быстро повернув дверную ручку, Шо поспешно направился прочь, оставляя Джуна размышлять над его словами.
“Наконец-то”, – простонал Нино, когда они вчетвером вышли из здания. “Это был долгий, долгий день”.
Шо был согласен с ним на все сто. Этот день съемок был особенно изнурительным, не потому что им предстояло решать какие-то сложные задачи, скорее потому, что атмосфера изначально не задалась, и они постоянно делали ошибки, одну за другой. И к тому времени, когда они закончили, и им разрешили покинуть студию, было почти 2 часа ночи.
“Тогда увидимся послезавтра, парни”, – Шо хотел помахать им, но Нино поддался вперед и обнял его за талию, пока Аиба тянул за рукав. Сакурай рассмеялся. “Что?”
“Подожди Матсуджуна”, – сказал Масаки ничего не выдающим тоном, но из-за этого Сакураю стало как-то не по себе еще сильнее. И только когда Оно заботливо оттянул от него Нино, Шо сказал себе, что все будет отлично. Какую бы шалость Аиба с Нино ни задумали, лидер не позволит зайти этому слишком далеко… наверное.
“Здесь холодно”, – пожаловался Шо. В любом случае, это было правдой. Они стояли на ступеньках напротив входа, а на улице зима. - “Если нам придется ждать, то давайте зайдем внутрь”.
“Нет!” – выпалили одновременно Аиба и Нино. “Там полно народа”, – объяснил Казунари. И снова, его объяснение никоим образом не помогло Шо уразуметь, что происходит.
Он уже собрался начать задавать вопросы, когда Оно сказал:
“Он здесь”, – и все обернулись на Джуна, с сияющей улыбкой спускающегося по ступенькам.
“Получилось немного небрежно, так как мы провели в студии больше времени, чем рассчитывали”, – сказал Джун и, подойдя ближе, добавил: - “Но, думаю, все в порядке”.
“Что?” – спросил Шо, чувствуя подступающее раздражение от незнания, что вообще происходит. Но затем он увидел.
В руках Джуна опасно балансировал маленький торт с одной зажженной свечкой. Через весь торт была протянута надпись «С Днем Рождения», в которой угадывались неаккуратные каракули Аибы. “Я хотел написать слова, но Аиба настоял на том, что это сделает он”, – быстро объяснил Джун, заметив взгляд Шо.
“Это потрясающе”, – ответил Сакурай, не стараясь скрыть дрожь в голосе. “Спасибо, парни”.
“Всё придумал Джун”, – сказал Аиба, и Шо посмотрел на Матсумото, который казался смущенным, даже при том, что выдержал взгляд Сакурая.
“Спасибо”, – повторил Шо, на этот раз обращаясь к Джуну.
“Задуй свечу, придурок, пока ветер не сделал это за тебя”, – услужливо пропел Нино.
Шо не обратил на него внимания и, не сводя глаз с Матсумото, дунул и загадал желание.
Джун поделил торт на пять идеально ровных кусков. Они сидели на лестнице и наслаждались поеданием сладкого, совершенно забыв за теплотой момента о холоде на улице.
Лишь оказавшись далеко от репетиционного зала, он понял, что натворил. И, вероятно, вернуться назад он не мог. Не когда вокруг полно джуниоров и Шо придется делать вид, будто он не сказал только что Джуну, что любит его.
Паника закрадывалась в его голову. Что он натворил? Шо сделал шаг назад в сторону зала, думая о том, что ему следует сказать Мацумото, что это было шуткой, что он не имел в виду ничего из того, что сказал. Но затем Сакурай подумал получше и решил свернуть в сторону кафетерия. Он взрослый человек и естественно сумеет повести себя как профессионал, когда дело касается работы, но…
Но закончилось тем, что он так и продолжил ходить то в одном направлении, то в противоположном довольно много раз. Шо не знал, что делать, поэтому ходил туда-сюда, терзаясь и размышляя.
Он был настолько поглощен своими мыслями, что не заметил шагов позади себя и был застигнут врасплох, когда чья-то рука схватила его и потащила в темную комнату в стороне, заперев за ними дверь.
“А ты развиваешь в себе привычку рукоприкладства, как я погляжу”, – сказал Сакурай, когда ему, наконец-то, удалось понять, что произошло. “И мы в самом деле в каморке для швабр?”
“Это ближайшая дверь”, – казалось, Джуна мало волновало, где они, или хотя бы тот факт, что он насильно затащил сюда Шо. “Скажи это еще раз”, - попросил он.
“Что?”
“Что ты мне только что сказал”.
“Черт”, – пробормотал Шо скорее себе, чем Джуну. “Я знаю, ты расслышал меня”.
“Может, я ослышался”, – в голосе Джуна слышалась надежда, и на секунду Шо подумал, что, возможно, не всё потеряно, но гордость по-прежнему стояла у него на пути. Джун достаточно часто видел, как он строит из себя дурака; и делать это снова не хотелось. Он продолжал молчать, и тишина затягивалась, пока Джун, наконец, не вздохнул и не потянулся к двери.
“Должно быть, и правда ослышался. Извини…”
“Я люблю тебя, ладно?” – выпалил Шо, зная, что если позволит сейчас Джуну уйти, то разрушит все шансы на хороший исход. “Я сказал это. Теперь ты счастлив?”
В ответ Джун подтолкнул его к ближайшей стене и приблизился вплотную, но как только дыхание Шо замедлилось в ожидании, Матсумото покачал головой и опустил ее Сакураю на плечо.
“Джун?”
“Я не могу сейчас”, – голос Джуна окутывал его кожу, и уже лишь этого хватало, чтобы почувствовать дрожь сквозь все тело. “Если начну, то не знаю, смогу ли остановиться, а нам скоро нужно возвращаться в студию”.
Поразительно, что даже в такие моменты ты помнишь о работе, подумал Шо, его настроение явно улучшилось. Он поднял свою руку и приложил ладонь к задней стороне шеи Джуна, нежно проведя пальцами по его коже. Затем приподнял голову и прижал младшего ближе к себе, замирая на некоторое время – не в замешательстве или неуверенности, а от удивления от нарастающего удовольствия в нем просто от того, что они вот так стояли вместе. Это было так не похоже на все то, что было у них прежде. Возможно, из-за того, как быстро Джун ответил, его хватка стала увереннее, когда Матсумото проявил большую инициативу, дразня, лаская, легонько кусая, и все это заставляло Шо думать, что это слишком много, слишком быстро, но и останавливаться он не хотел. Отталкивая и притягивая друг друга, провоцируя на большее, их движения были просчитанными, они соблазняли, они были беспокойными и агрессивными. Это было подобно танцу, это было подобно войне.
Громкий звон резко оборвал их движения, Джун отпрянул от неожиданности и пытался руками нащупать хоть что-то для опоры, для устойчивости, тогда Шо поймал его за руку и сжал её, хотя у самого единственной опорой была только стена.
“Я задел что-то”, - сказал он, поясняя произошедшее.
“И оно упало”.
Шо вдруг подумал, что он не только звучит глупо, но и выставил себя сейчас нелепо. Сакурай выругался.
Джун взглянул на него. “Не думаю, что что-то сломалось”.
“Не в этом дело”, – ответил Шо. - “Однажды я загадал желание, чтобы всегда быть тем, кем ты мог бы восхищаться. Но, кажется, со временем я стал совершенно неподходящим для этого человеком”.
Джун снова опустил голову ему на плечо – сначала Шо испугался, не зная, как Матсумото отреагирует на подобные слова. Но когда плечи Джуна мелко затряслись, он понял, что Матсумото смеется. Над ним. Ну, это не в новинку, кисло подумал он.
“Прости, прости”, – выдохнул Джун, наконец-то, справившись со смехом. Сделав шаг назад, он посмотрел на Сакурая.
“Я до сих пор тобой восхищаюсь; существует множество причин уважать тебя, и тебе следует об этом знать. Но знаешь, что? Даже будучи самым неловким человеком на Земле и непревзойденным по количеству неудач, - вероятность чего, кстати, я не исключаю, - это не важно. Потому что я все равно буду любить тебя”.
Шо даже не слышал слов, хоть и уловил смысл сказанного. Матсумото улыбался ему, и от этой улыбки все внутри съеживалось, эта улыбка была такой искренней, такой простой, в этой улыбке был Джун. Что-то в груди Сакурая дико затрепетало и воспарило, он снова приблизился к Джуну, но тот отступил в сторону и протянул ему руку.
“Нам действительно нужно вернуться”, – Джун вновь рассмеялся, глядя на разочарованное выражение лица Шо. “Давай же, нам еще долго предстоит отрабатывать это выступление”.
Войдя в студию, к их немалому изумлению Шо и Джун там обнаружили лишь троих.
“Я отправил детей собираться”, – сообщил им Нино. - “Они и так на сегодня достаточно поработали. Завтра они вернутся, и тогда сможешь привести их в форму”.
Он бросил взгляд на руку Джуна, зажатую в ладони Сакурая.
“О, парни, вы помирились”.
Голос Нино звучал разочарованным. Несомненно, тот думал о пари с Аибой.
“Тогда, думаю, завтра ты не будешь таким стервозным?”
Аиба издал возглас ликования и напомнил Казунари, что теперьэто он должен ему ужин. Сатоши, испуганный шумом, сел прямо и воскликнул: “Медведи едят Нино!”
Четверо уставились на своего лидера. Тот смущенно моргнул в ответ, соображая, где находится. “А, это просто сон”, – сказал он с облегчением. Оно обхватил Нино, на коленях которого спал, - лишь затем, чтобы убедиться, что тот цел. Казунари нахмурился и попытался его отпихнуть, но Сатоши был слишком счастлив, что медведи не съели Нино, поэтому ему было все равно.
Шо и Джун переглянулись, одна и та же мысль пришла им в голову. Иногда, думал Шо, пусть даже эти люди были его единственным спасением, когда мир требовал от него слишком многого, все же он спрашивал себя: неужели в их группе лишь он и Джун в своем уме?
Прочитали? Молодцы. Если комментарий написать трудно, идем сюда
Оригинал: kaijoufic.livejournal.com/50528.html
Перевод: ChioChioSan, nandemonai
Фандом: Arashi/Араши
Пейринг: Sakumoto/Сакумото
Рейтинг: R
Объем: ~11 424 слова (всего)
Прим. автора: Араши не владею. К написанию подтолкнула salwaphoenix, которая хотела фанфик, в основу которого бы легла песня Silverchair Miss You Love.
Прим. переводчиков: лучшее, что когда бы то ни было написано по этому пейрингу. Будем рады, если вы оцените этот фик так же, как оценили его и мы. Если вы владеете английским, советуем всё же не полениться и прочесть эту вещь в оригинале - она покажется вам еще лучше. Спасибо Маринеко, которая написала эту вещи и позволила ее перевести на русский
И отдельное спасибо от меня Эри, которая довела перевод до читабельного вида Часть I
Часть II
Голова Шо пульсировала, нестерпимая головная боль ещё с самого утра только усиливалась. Сакурай не хотел поднимать суматоху, поэтому он радостно поприветствовал персонал журнала и представил остальных участников, не показав никоим образом, что у него болит голова.
В последнее время это случалось все чаще; Аиба приставал к нему, чтобы Шо пошел к врачу, но нужно было дождаться более подходящего времени, чтобы взять отгул. Сейчас работы каждому хватало по горло, и пусть никто этого не озвучивал, но когда дело касалось всех пятерых, именно Шо отвечал за то, чтобы все прошло гладко.
Оно был самым непоколебимым из них, но когда лидер уставал или расстраивался из-за чего-то, то просто отказывался что-либо делать. Нино хоть и хорош в сотрудничестве, но он всегда так явно хочет поскорее вернуться домой, что это не остается незамеченным и влияет на настроение окружающих. Джун подходит к делу с излишним энтузиазмом, и иногда его заносит. А Аиба, хоть и довольно хорошо справляется сам по себе, но может одинаково внезапно расплакаться или разозлиться, если увидит, что кому-то грустно. Естественно, с ними это случалось редко, да и не в одно и то же время. Шо следил за предупреждающими знаками, постоянно проверяя, в норме ли настроение, убеждаясь, не нужен ли перерыв, не надо ли найти способ, как стабилизировать ситуацию, пока всё не зашло слишком далеко.
Это изматывающая и неблагодарная работа, потому что никто из них не хотел признавать своего предела. Но кому-то приходилось делать это за них.
И Шо спрашивал себя, когда было решено, что этим кем-то должен быть он.
})i({
“Я в этом не участвую”.
Все посмотрели на Джуна; они были измучены из-за летней липкости от жары, работали без перерыва почти 4 дня без особого продвижения вперед, и все, чего они хотели на тот момент – поскорее закончить с делами и отправиться домой.
“Мне плевать”, – сказал Матсумото, возможно, зная, о чем думают остальные. Он наверняка знал, ведь и сам думал о том же.
“Я все равно этого делать не буду”.
Нино выглядел так, будто собирается кого-то убить (вероятно, Джуна), а Аиба – будто вот-вот заплачет. И Шо прекрасно их понимал, потому что сейчас чувствовал и то, и другое. Но он взглянул на Оно, а Оно посмотрел на него, и они поняли друг друга. Это не тот случай, когда можно отказаться, поэтому Шо только смиренно выдохнул.
“Я сделаю”, – сказал он.
На этот раз все смотрели уже на него. На их лицах - смесь облегчения, удивления и беспокойства.
“Но, Шо-чан”, – произнес Аиба, - “Ты уверен? Тебе будет сложнее, ты же боишься высоты”.
Забавно, подумал Шо. Обычно они посмеялись бы над ним и с нетерпением ждали, как он выставит себя полным идиотом на национальном телевидении.
“А есть еще добровольцы?” – спросил Сакурай, и Аиба тут же замолк.
“Они просили меня, не так ли? Поэтому это сделаю я”, – признавая поражение, сказал Матсумото, ни на кого не глядя, когда все вновь обернулись к нему. Джун поднялся со своего места, собрание было окончено.
Позже, когда съемки закончились, и они не могли дождаться, когда смогут – наконец-то – пойти домой, Шо подошел к Матсумото и тихо произнес:
“Спасибо”.
“Я сделал это не ради тебя”, – ответил Джун. Его голос был столь же тверд, как и стена, которую со временем он возвел между ними.
Шо кивнул. Тогда он еще не знал, что иногда будет вспоминать о том дне. Думать, что было бы, если он сказал больше, больше по-настоящему важных вещей? Может, тогда бы они не пришли к этому моменту?
})i({
Когда объявили пятнадцатиминутный перерыв, Джун поспешил обратно в гримерку, по-видимому, проверить Оно. Аиба последовал за ним, а Нино тут же достал свой DS – очевидно, из воздуха, потому что Шо понятия не имел, где тот его хранит. Они не говорили этого вслух, но очень дорожили каждой появившейся свободной минуткой. Так же, как и наслаждались проведенным вместе временем, бывало и так, что было сложно видеть лица друг друга и не думать о работе, даже в личное время.
Шо не сдвинулся с места; отсюда гораздо проще будет вернуться к работе, когда перерыв закончится. Он надеялся, что чем меньше будет двигаться, тем больше у него шансов поверить в то, что боль в его голове прошла, - так он к ней привык. Шо закрыл глаза, думая, что плевать, если люди подумают, что он уснул, и в этот момент что-то легко ударило его по спине. Сакурай тут же открыл глаза, оборачиваясь.
Первым, что он увидел, было рукой прямо перед его лицом. Понадобилось больше времени, чем обычно, чтобы сфокусировать взгляд и увидеть, что в руке были какие-то таблетки. В другой руке у Джуна была бутылка воды.
“Ты никого не одурачишь”, – сказал он. - “Лучше прими их, пока у тебя не началась мигрень”.
Шо взял болеутоляющие и проглотил их, запив водой, взятой у Джуна. Когда он поднял взгляд, чтобы поблагодарить, Матсумото просто забрал наполовину пустую бутылку и ушел обратно в гримерную. Сакураю было интересно, злится ли Джун, и если злится – то почему.
})i({
Шо многое упускал из виду, потому что не смотрел. Или потому что был слишком занят чем-то другим. Он не заметил, когда Джун начал пить, не заметил и по прошествии месяцев. Конечно, Сакурай был со всеми на дне рождении Матсумото, и смутно осознавал, что Матсуджун вообще может пить, но эта информация никогда не трансформировалась в мысль, что он станет. Вероятно, потому, что он никогда не беспокоился о возрасте, когда дело доходило до выпивки, и думал, что раз Джун не пил раньше, то и теперь не будет.
А может, Шо вообще не задумывался об этом.
В любом случае, он растерялся, когда посреди ночи ему позвонил Джун из какого-то бара, который, по счастливой случайности, находился неподалеку от его дома.
Пьяным Джун был вполне сговорчив, поэтому Шо не составило большого труда довести парня до машины. Он был уже на полпути к своему дому, когда подумал, что, проснувшись завтра в комнате Сакурая, Матсумото вряд ли это оценит. Особенно, спустившись вниз и встретившись с его семьей, тем более – если у него будет похмелье. Поэтому Сакурай развернул машину и поменял маршрут на спальный район. Необходимо было каким-то образом провести Джуна внутрь, потому что некоторые люди будут особенно рады увидеть Матсумото, возвращающегося домой в таком состоянии. Особенно если эти люди хотят, чтобы их группа прервала своё существование.
Забавно об этом так думать, потому что именно Джун был тем, кто обычно брал все давление на себя. Шо посмотрел на него, на секунду отрывая взгляд от дороги, но Матсумото уже спал на заднем сидении. Сакурай улыбнулся, думая о том, что, несмотря на все еще прохладное, воинственное отношение со стороны Джуна, когда его оборона спадает, за ней оказывается все тот же человек. Иногда Шо казалось, что сердце Матсумото слишком мягкое, слишком ранимое, и это пугало его; Джуна так легко было ранить. Он слишком легко мог отказаться от желания уйти, даже если это место, куда ему вообще не следовало бы приходить. Поэтому когда Джун стал вести себя по-новому, будто нацепив на себя броню, Шо мог облегченно вздохнуть. Пусть он и сожалел об этих изменениях.
Не без проблем добравшись до комнаты Матсумото, Шо положил младшего на кровать и накрыл его одеялом, проверив, оставил ли для него на краю тумбочки стакан с водой – на утро. Сакурай уже собирался уходить, когда Матсумото внезапно проснулся.
“Шо?”
“Спи”, – сказал он. Матсумото закрыл глаза, молча соглашаясь, но когда Сакурай открыл дверь, стараясь не скрипеть, Джун что-то пробормотал, и понадобилось немало усилий, чтобы разобрать слова.
“Почему ты продолжаешь делать мне больно?”
})i({
Это заняло три недели, чтобы Джун пришел к выводу, что ему нужно поговорить с Шо о случившемся.
Джун ждал, пока они останутся наедине, прежде чем подойти к нему. В тот день Шо уезжал домой пораньше. Ему было необходимо что-то дочитать для важного интервью, которое он давал на следующей неделе. Водитель никогда не высаживал его прямо у дома - обычно Шо просил, остановиться за пару кварталов. Он покупал в продуктовом магазине еду, и тот факт, что на кассе оказалась его любимая продавщица, привел Сакурая в хорошее настроение. Он поболтал с ней немного, посмеялся над ее жалобами на недавние причуды ее парня. Шо никогда не встречал его раньше, но по рассказам он чем-то напоминал Аибу.
Шо не знал, как Джун вошел, так как посторонним разрешалось войти лишь с согласия от тех, к кому они пришли. И все же, направляясь к лифту, Сакурай встретился с Матсумото.
“Что ты здесь делаешь?”
“Нам нужно поговорить”, - ответил Джун, но, заметив, каким взглядом одарил его Сакурай, поправился. - “Мне нужно поговорить”.
А он, значит, должен выслушать, предположил Сакурай. Пожав плечами, Шо дал Джуну знак следовать за ним, спрашивая себя, хорошая ли эта идея.
})i({
Шо был уверен, что останется в гримерке один, так как для индивидуальной фотосессии его снимали последним. Он знал, что Аиба ушел домой сразу же. Тот бегал туда-сюда по гримерке, как ураган, не останавливаясь ни на секунду и бормоча что-то о свидании, и выскочил в дверь прежде, чем Джун смог предупредить его о том, чтобы тот был внимателен и не попался папарацци. Сам Джун ушел сразу вслед за ним, а после и Нино. Спустя пару минут после того, как ушел Оно, дверь в гримерку резко распахнулась, и в комнату вошел Нино. Решительно закрыв за собой дверь, он медленно подошел и сел напротив Шо.
Какое-то время они просто смотрели друг на друга: Шо в недоумении, а в глазах Нино одновременно была и какая-то решительность, и твердость.
“Ты сволочь”, – сказал, наконец, Казунари.
У Шо было ощущение, будто его ударили, потому что это был его лучший друг, и он знал, что в этом случае Нино может говорить лишь об одном. Сакураю не нужен был кто-либо еще, чтобы обвинять его в этом, потому что он и сам прекрасно знал о своих грехах.
“Я знаю”, – ответил Шо, потому что и правда, что еще тут можно сказать?
“Я сказал так лишь потому, что разговаривал с Джуном, который делает вид, что все в порядке. И он будет в бешенстве, если узнает, что я говорю тебе то, что сейчас говорю, но ты должен знать, что ты сволочь”.
“Я знаю”.
“Вот и хорошо”.
“Джун рассказал тебе?”
Нино закатил глаза.
“А думаешь, стал бы? Он умеет хранить секреты лучше, чем кто-либо из нас, а этот он хранит достаточно близко к сердцу. Он удивился, когда я сказал ему, что знаю”.
Суровость во взгляде смягчилась, и Казунари вздохнул.
“Я знаю тебя, Шо. И я знаю его. Возможно, будь как-то иначе, я бы не заметил ничего, но так как это правда, то… ладно. Ты и правда думал, что сможешь скрыть это от меня?”
“Я никогда не думал об этом так или как-то иначе”, – сказал Шо, потому что это было правдой.
Когда он впервые пришел к Джуну, он винил во всем алкоголь, хотя Сакурай прекрасно знал, что был не настолько уж пьян. После Джун стал чем-то вроде зависимости, которой он страдал – были времена, когда он пытался держаться подальше, но каждый раз все равно возвращался. И Шо знал, что все это неправильно, знал, что чувствовал к нему Джун, но подобное знание скорее подталкивало его, чем удерживало. Он ненавидел это, ненавидел то, как иногда беспричинно злился на Джуна, то, как Джун никогда не сопротивлялся и никогда не отталкивал его. И он знал, что Джун ждал от него чего-то большего или чего-то другого.
“В любом случае, все кончено”.
Наконец, Джун устал от него. Шо не думал, что теперь Матсумото подпустит его к себе даже в дневное время.
“Шо”, – Нино выглядел уставшим, как и его голос. Он закрыл лицо ладонью и продолжил, - “Джун любит тебя. Да, раньше он был влюбленным ребенком, и да, я знаю, это порой раздражало. Но этот ребенок вырос, и не думаю, что простая влюбленность продержалась бы столько лет”.
“Я не могу дать ему то, чего он хочет”, – ответил Шо.
И мысленно он поправил Нино. Джун любил его – в прошедшем времени. После всего случившегося Сакурай сомневался, что он заслуживает хотя бы дружбу Джуна.
“Не можешь – так не можешь. Только прекрати заставлять его чувствовать себя виновным в том, что все еще думает о тебе, и перестань давать ему ложные надежды”.
Это больше не имеет никакого значения, хотел сказать Шо, потому что все кончено. Разве он не сказал уже об этом? Но вместо этого Сакурай хрипло рассмеялся, хоть ничего смешного и не было, и тут же перестал.
“Я действительно сволочь, да?”
“О чем я тебе и толкую”.
Шо долго и молча смотрел на Нино.
“Ты младше меня”, – сказал он. - “Как тебе удается быть настолько умнее?”
Нино фыркнул. “Это не я умный. Просто ты идиот, вот и всё”.
})i({
Это было ошибкой, он знал. После стольких лет идеального балансирования и колебания между еще-не-совсем-друзьями и дорогими-согруппниками-и-коллегами он всё испортил, и для этого хватило лишь секундной слабости.
Они избегали оставаться один на один. Но когда никого не было рядом, то все равно вели себя друг с другом относительно нормально, если вдруг такая ситуация все же возникала. Тогда почему в тот день было иначе? - спрашивал он себя. Может быть, дело было в свежей партии очередных слухов, которыми пестрили таблоиды, связывая его с человеком, жизнь которого будет перевернута с ног на голову по его вине. Он спрашивал себя, может, стоит и вовсе перестать заводить друзей, раз это так трудно? Возможно, все из-за того, что в тот день он собирался пойти домой, так как на днях у его брата был День рождения, но пришлось изменить планы из-за переноса интервью. Может быть, всё потому что там был Джун, не в том месте и не в то время, потому что они были не в том месте и не в то время. Возможно, свою роль сыграли все названные причины, а может, ни одна из них, - возможно, все было гораздо проще, и это была полностью его вина.
Он позволил Джуну войти, но, как только дверь закрылась, Сакурай сказал:
“Не думаю, что прийти сюда было хорошей идеей”.
“Да? А заняться сексом там, где кто угодно мог войти и увидеть, лишь потому, что тебе захотелось, было хорошей идеей?”
Шо сглотнул, стараясь не обращать внимания на прилив тепла, растекшегося по телу при воспоминании. “Но никто не вошел”.
“Не в этом дело”.
“Я знаю. Мне жаль, ладно? Это было ошибкой. Ты об этом хотел поговорить?”
Казалось, Джун не услышал его вопроса. Матсумото направился к любимому креслу Шо и устроился в нем.
“Ошибка”, – глухо повторил он.
“Да”, – делая акцент на слове, Шо кивнул в согласии. Он извинился и взял всю вину на себя. Он готов стать лучшим другом, или старшим братом, или что там Джуну вздумается. Только, пожалуйста, не заставляй его ненавидеть себя больше, чем он уже ненавидит.
“За всё непозволительное, что я сделал… мне жаль”.
“Да уж”, – пробормотал Джун. Он замолк, будто обдумывая то, что собирался сказать, но лишь вздохнул, и добавил:
“Тебе всегда жаль”.
Однажды Шо превратился из человека, которым Джун восхищался, в человека, который постоянно совершает ошибки. Он не знал, почему или когда стал меняться, тяжело было размышлять об этом. Шо помнил, как Джун говорил, насколько важно для него уважение, что он может любить только того, кого уважает. Сакурай знал, что потерял всё то уважение, которое когда-то было к нему у Джуна – уважение, которое, как ему казалось, он даже не заслужил. И не важно, как тяжело и как долго он пытался завоевать его обратно. Он не мог.
Шо тяжело опустился на диван, чувствуя себя разбитым. Он думал о долговязом, неуклюжем мальчишке, каким был Джун когда-то, как они его дразнили (любя, конечно), о его “забавной мордашке” – это были слова Нино, не его. Тем не менее, тем, кто смеялся последним, был Джун. С тех пор Матсумото вырос в того, кем он является сейчас - в сочетание шарма, красоты и хладнокровия, которое Шо был не прочь позаимствовать. Сакурай же, напротив, все чаще становился объектом всеобщих шуток.
Чувствуя, как диван под ним двинулся, Сакурай поднял глаза и заметил, что Джун подсел к нему. Матсумото коснулся рукой его щеки, разворачивая лицом к себе. Брови Джуна были слегка сведены, отчего на лбу образовались складки, и Шо почувствовал сильное желание разгладить их.
“В последнее время ты действительно какой-то странный”, – прошептал Джун. - “Будто сам не свой”.
Что-то сжалось в горле, стало сложно вымолвить хоть слово.
“Возможно, я изменился, и теперь ты меня не знаешь”.
“Возможно”.
Джун наклонился, одновременно с этим притягивая к себе Сакурая, так что они встретились на полпути. Учитывая, какими поцелуи могут быть в принципе, этот был почти ничем. Гораздо проще, чем они когда-либо целовались, проще, даже чем когда он отважился на свой первый поцелуй. Лишь касание губ, лишь на мгновенье. Но внутри что-то забилось. Он чувствовал, что вот-вот задохнется от смеха и слез одновременно, горько и в то же время сладко. Он ничего не сделал, просто закрыл глаза. Воспоминания сходились в одно целое, словно пазл; ему необязательно было углублять поцелуй, чтобы узнать, что на вкус Джун – смесь сигарет и мандарина. Ему пришло вдруг в голову, что это могло измениться, как и все остальное. Но прежде, чем он подумал о проверке, Джун уже отстранился. Сакурай съежился от своего же едва уловимого звука протеста.
Джун ушел.
})i({
“Джун”.
Он позвал его уже в четвертый раз, но Матсумото так и не поднял глаз от книги. В ушах младшего были наушники, и он делал вид, будто не слышит, но Шо мог поспорить, что тот слышит по тому, как в первый раз напряглись его плечи.
“Матсумото. Я знаю, что ты слышишь меня”.
Джун закрыл книгу и окинул Шо взглядом, полным раздражения; часть него чувствовала острую боль и сожаление за парня, который пришел на место того, кого Шо однажды знал.
“Нам нужно поговорить”, – сказал он.
Джун вытащил наушники, выключил плеер и огляделся вокруг. Больше никого не было; Аиба пошел в кафе пару минут назад, а остальные еще не приехали.
“Ну, говори”.
Шо не знал, с чего начать. Он даже не знал, может ли он начать, может ли он сделать шаг назад и столкнуться лицом к лицу с тем, что между ними было, с тем, что он сделал с Джуном.
“Мне жаль”, – сказал Сакурай.
Этого недостаточно, это никак не сотрет их прошлого, не приведет всё снова в порядок, но это было самым искренним, что он мог сказать на тот момент.
Джун ничего не ответил, и чувство в животе Шо стало лишь тяжелее. Пусть он и не ожидал никогда, что Джун его простит, она всё еще давила на него - эта вина, которой некуда уйти, которую никогда не отпустят.
“Мне жаль”, – повторил он, и Матсумото по-прежнему молчал. Его мозг боролся в поиске еще каких-то слов, чтобы отступить или наоборот, сделать шаг вперед. Или же слов, которые снова заставят Джуна улыбаться - не отстраненно и прохладно, как он иногда делает это теперь, а широко и простодушно, как он улыбался когда-то - той самой улыбкой, которой больше нет. И Шо знал: каким-то образом все случилось по его вине.
Как ему сказать, что он скучает по его улыбке? Что он скучает по бесконтрольному смеху, по той легкости, с которой Джун делился тем, что его расстраивало?
Сакурай все еще пытался найти слова, когда Джун ему улыбнулся – одной из тех загадочных улыбок, которые Джун, казалось, отработал в себе, тех улыбок, которые заставляли Шо гадать, о чем же в действительности Матсумото думает.
“Тут не о чем сожалеть”, – сказал он. - “Все было весело, пока было”.
})i({
“Что случилось? Сегодня ты ужасно молчаливый”.
Аиба сел на пол рядом с ним. Он смотрел, как Джун, будто сержант на учении, делает замечания и раздает указания джуниорам, которые будут подтанцовкой на их следующем концерте. Будто они не были напуганы уже одним лишь его присутствием.
Аиба захихикал, и Шо понял, что сказал это вслух. Вспомнив о вопросе, он покачал головой. “Просто устал немного, вот и всё”.
“Ну ладно. Но лучше убеди всех, что ты сегодня на высоте. Джун и правда разошелся. В гримерке проходил мимо парочки джуниоров, они назвали его демоном. Демоном!” – засмеялся Аиба.
В ответ Шо слабо улыбнулся. Младших пугала на самом деле не строгость и старание во всем, которые исходили сейчас от Матсумото. В конце концов, Джун мог сделать замечание прямо, он обращал внимание на мельчайшие оплошности, но по большей части он был терпелив к ошибкам и вел себя так, будто он один из них. Но репутация бежала впереди него, и для большинства этих детей сама мысль о Матсуджуне была пугающей, нежели он.
Но он привык к этому – как и все они. Каждый из них имел какой-то определенный образ, слишком занимательный, чтобы за ним люди могли разглядеть, какими они были на самом деле. Впрочем, была и вероятность того, что никого и не волновало, что они из себя представляют, а волновало скорее то, что могут получить, будучи в близком знакомстве с ними. Все это вызывало в них все большую благодарность к давним друзьям и друг к другу. Он вспомнил, как Джун однажды вслух читал ему интервью с Джоном Ленноном. Леннон рассказывал, что, в сравнении с Элвисом, Битлз очень повезло – потому что они есть друг у друга, и это помогает им оставаться в своем уме. Понадобилось несколько лет, прежде чем Шо понял, насколько правдивы эти слова.
Он оглянулся на джуниоров – совсем еще мальчишки, каждый из них – и Шо знает, что однажды и они это поймут.
“Ну”, – произнес Аиба, прерывая его мысли, - “Джун приезжал к тебе вчера?”
Шо чуть не подавился собственной слюной, в итоге закашлявшись. Аиба постучал ему по спине, радостно приговаривая:
“Приезжал же, да?”
Сакурай не знал, с чего вдруг Аиба был чертовски счастлив по этому поводу.
“Он был весь такой сексуальный и роскошный Великий Матсуджун? И окончательно тебя соблазнил, да?”
Шо смотрел на Аибу широко раскрытыми глазами. Он не знал, как реагировать – с одной стороны, он вспомнил вчерашний поцелуй, и внутри всё потеплело. Но, с другой, предположение Аибы – и, тем более, то, какими словами он выразил свои мысли – это было настолько абсурдно, что какой-то части Шо даже захотелось расхохотаться. Состроив серьезное лицо, Шо ответил:
“Не понимаю, о чем ты”.
“Аааа, черт! Нино был прав. Теперь мне придется угостить его ужином”.
Шо моргнул.
“Не мог бы ты объяснить свои последние слова? Пожалуйста”.
“Мы с Нино поспорили. Я сказал, что Джун приедет к тебе и вернет обратно, потому что вы двое за последний месяц были такими милыми со всеми этими томными взглядами, пока никто не смотрит. Но Нино сказал, что это невозможно, потому что, кхем… он сказал, что вы оба идиоты. Без обид”.
Шо почти беззвучно промычал, обдумывая слова Аибы. Спустя пару минут тишины, он ответил:
“Вам с Нино действительно следует найти хобби получше”.
“Может, и так”, – произнес Аиба, все еще радуясь. - “Но как так Джун не вернул тебя?”
Будучи уверенным в том, что сейчас он, должно быть, покраснел, как никогда прежде, Шо отвернулся.
“Во-первых, никого никуда возвращать не надо. Вы всё неверно поняли”.
“Но ты же любишь его!”
Шо заметил, что иногда гораздо сложнее было обходить ловушки Аибы, нежели Нино. Как можно аккуратнее и естественнее, Сакурай ответил:
“Я люблю всех вас”.
Улыбка Масаки исчезла, и он сердито посмотрел на Шо.
“Я тоже тебя люблю, Шо-чан, но знаешь, что? Нино прав. Ты и правда очень, очень глупый”.
})i({
Шо поступал безрассудно и был несправедлив к стаффу, который работал весь день, занимаясь подготовкой к их новому шоу. Но заставить себя хоть чуточку побеспокоиться никак не получалось. Как только Оно попросил о перерыве, он ушел в гримерку, хлопнув дверью и оглядываясь вокруг в поиске чего-нибудь, что можно было бы ударить, сломать, ну или что-то в этом роде.
Тяжело дыша, Сакурай все еще стоял там, когда дверь открылась и закрылась. Шо не оглянулся; он знал, кто это был.
“Риида”, – произнес он. - “Без обид, но, пожалуйста, не мог бы ты прямо сейчас убраться отсюда нафиг? Мне нужно побыть одному”.
“Я люблю его”, – сказал Оно, не шевелясь вовсе, даже когда Шо обернулся и устремил на него взгляд, полный необъяснимого гнева.
“Предупреждаю тебя…” – начал Сакурай, когда Сатоши поднял руку, жестом приказав ему замолчать и слушать. Лидер подстроил свой взгляд под тот, который был в глазах Шо, и по-прежнему не сдвигался с места, выглядя все также простодушно, спокойно и непоколебимо.
“Я люблю его”, – повторил Оно. - “Но не так, как любишь ты”.
“Ты ни черта не знаешь о том, что я чувствую”, – процедил сквозь зубы Шо, пытаясь оставаться спокойным; он долгое время ни на что не срывался, и сейчас было не лучшее время начинать, да и не бывает «лучшего времени» для подобного. Шо больше не мальчишка, который мог скидывать все на бунтарский юношеский период. Но, казалось, он не мог ничего с собой поделать; каждый раз, чувствуя себя загнанным в угол и беспомощным, это был единственный знакомый ему способ реагировать.
А Сатоши, кажется, понимал это. Шагнув ближе, он обнял Шо. Сакурай оставался неподвижным – это объятие сковывало его. И лишь только когда Оно сказал: “Я и тебя люблю”, он успокоился и позволил лидеру обнимать себя.
“Теперь понимаешь?”
Шо кивнул, и Оно отпустил его. Ему стало ясно, что он слишком остро отреагировал. С тех пор, как, казалось, привязанность Джуна перешла на их лидера, Сакурай ревновал. Это было абсурдно и смешно, но дело было в нем самом – не в Оно. “Я лучше пойду и извинюсь перед всеми”, – сказал Шо.
“Передохни сначала”, – ответил Сатоши. На какое-то время между ними повисла тишина, после чего лидер добавил: - “Он взрослеет. И ты ничего не можешь с этим поделать”.
“Знаю”, – он сделал несколько глубоких вдохов, чувствуя, как злость исчезает также быстро, как и появилась, уступая место неловкости и раскаянию. - “Даже не знаю, что на меня нашло”.
В улыбке Оно было веселье и восторг, будто смысл жизни Сакурая заключался в том, чтобы развлекать его.
“Всё просто; ты влюблен”.
Шо потряс головой и для ровного счета рассмеялся. Оно удивленно воскликнул:
“Я не прав?”
Они оставили эту тему, перейдя к разговору о работе и семье. К тому времени, когда они вышли из гримерки, все уже вернулись к работе и делали вид, будто Шо не рычал злобно на всех, кто пытался с ним заговорить, даже после того, как он извинился. Краем глаза Сакурай видел, как Нино медленно подкрадывался к нему с зонтом в руке, словно планируя передать его Шо, но Аибе удалось забрать его до того, как Нино успел что-либо сделать. Сакурай рассмеялся, чувствуя, как в помещении на смену прежней атмосфере приходит спокойствие.
Шо объявил, что их перерыв окочен, извиняясь еще раз.
Когда никто не видел, Сакурай бросил взгляд на Джуна, который смеялся из-за неудачной попытки высвободить руку от спящего лидера. Такое чувство, будто резко не стало воздуха. Вспоминая разговор с Оно, Шо понял, что тот был прав по обоим пунктам: его это заботило больше, чем того хотелось, и он опоздал – Джун повзрослел и перерос зависимость от него.
})i({
“Стоп, стоп, стоп”, - крикнул Джун, размахивая руками вдобавок на тот случай, если его не услышат. “Давайте сделаем перерыв. Продолжим через 20 минут”.
Нино издал радостный вопль; это был самый щедрый перерыв из всех, что Джун им позволил за весь день, не считая времени на обед. Казунари поспешил к двери, сражаясь с джуниорами за право первенства в выходе из зала, хотя большинство ребят просто пропустили его вперед. Аиба направился к Оно, предлагая перекусить, раз у них есть время. И Шо собирался к ним присоединиться, когда Джун окликнул его и попросил остаться.
“Что с тобой не так?” – спросил Матсумото, когда все ушли.
Сакурай нахмурился. Сегодня он наделал больше ошибок, чем обычно, Шо знал об этом, но это явно не тянуло на причину, чтобы Джун оставлял его.
“Аиба сделал столько же ошибок, сколько и я”, – ответил Шо.
“Я не Аибу спрашиваю. Ты сегодня какой-то отрешенный весь день, и некоторые твои ошибки – они опасны. Ты специально пытаешься причинить себе вред?”
“С тех пор прошло столько лет, когда ты наконец-то оставишь это в покое?”
Он знал, что был не прав, но со стороны Джуна едва ли честно было задевать его по этому поводу каждый раз.
“Может, когда ты перестанешь пытаться себя убить?” – ледяным тоном спросил в ответ Матсумото.
“Ты преувеличиваешь, и я ухожу”, – произнес Шо, желая смыться прежде, чем его раздражение перерастет в злость. Но ладонь Джуна перехватила его руку, останавливая.
“Я еще не закончил”.
“Ладно, зато я закончил”, – ответил Сакурай, пытаясь выдернуть свою руку, но хватка Джуна была сильней.
“Отпусти. Да какого черта, в чем твоя проблема? Ты приезжаешь ко мне домой, потому что хочешь поговорить, но я до сих пор так и не понял, о чем именно. Если дело действительно было лишь в том, что я сделал, и ты из-за этого разозлился, но я ведь уже извинился. И если ты был так зол на меня, какого черта поцеловал? Ты просто поимел мне мозг или-” – Шо остановился, когда Джун отпустил его руку.
“Это ты поимел меня”, – перебил его Матсумото.
“Я знаю, и я уже сказал, что мне жаль, разве нет? Что еще ты хочешь, чтобы я сказал?”
“Мне никогда не нужны были твои идиотские извинения!”
Шо отступил назад, ошарашенный внезапным всплеском эмоций младшего, но Джун, напротив, сделал шаг вперед, оставляя расстояние между ними неизменным.
“Я никогда не хотел, чтобы ты о чем-то сожалел”, – на этот раз голос Джуна был тише, гнев в нем переплетался с чувством поражения.
“Слушай”, – произнес Шо. - “Я знаю, сожаления тут недостаточно, и ничего не будет достаточно, чтобы все исправить. Я ничего не буду объяснять и не хочу больше извиняться. Но что важно: мне не всё равно на тебя, и я хочу, чтобы мы снова были в порядке. Знаю, всё произошло по моей вине. Я осознал, что ты мне нужен, лишь потеряв тебя. Хотя мы всё еще можем однажды стать друзьями, думаю. Надеюсь”.
Сакурай замолк, совершенно не представляя, о чем думал Джун. Шо понял: раз он наконец-то сказал ему правду, то следует сказать всё до конца. Направившись к выходу, Шо задержал ладонь на дверной ручке и обернулся.
“И просто для ясности”, - сказал Сакурай. - “Говоря, что мне не все равно, я имел в виду, что люблю тебя”.
Быстро повернув дверную ручку, Шо поспешно направился прочь, оставляя Джуна размышлять над его словами.
})i({
“Наконец-то”, – простонал Нино, когда они вчетвером вышли из здания. “Это был долгий, долгий день”.
Шо был согласен с ним на все сто. Этот день съемок был особенно изнурительным, не потому что им предстояло решать какие-то сложные задачи, скорее потому, что атмосфера изначально не задалась, и они постоянно делали ошибки, одну за другой. И к тому времени, когда они закончили, и им разрешили покинуть студию, было почти 2 часа ночи.
“Тогда увидимся послезавтра, парни”, – Шо хотел помахать им, но Нино поддался вперед и обнял его за талию, пока Аиба тянул за рукав. Сакурай рассмеялся. “Что?”
“Подожди Матсуджуна”, – сказал Масаки ничего не выдающим тоном, но из-за этого Сакураю стало как-то не по себе еще сильнее. И только когда Оно заботливо оттянул от него Нино, Шо сказал себе, что все будет отлично. Какую бы шалость Аиба с Нино ни задумали, лидер не позволит зайти этому слишком далеко… наверное.
“Здесь холодно”, – пожаловался Шо. В любом случае, это было правдой. Они стояли на ступеньках напротив входа, а на улице зима. - “Если нам придется ждать, то давайте зайдем внутрь”.
“Нет!” – выпалили одновременно Аиба и Нино. “Там полно народа”, – объяснил Казунари. И снова, его объяснение никоим образом не помогло Шо уразуметь, что происходит.
Он уже собрался начать задавать вопросы, когда Оно сказал:
“Он здесь”, – и все обернулись на Джуна, с сияющей улыбкой спускающегося по ступенькам.
“Получилось немного небрежно, так как мы провели в студии больше времени, чем рассчитывали”, – сказал Джун и, подойдя ближе, добавил: - “Но, думаю, все в порядке”.
“Что?” – спросил Шо, чувствуя подступающее раздражение от незнания, что вообще происходит. Но затем он увидел.
В руках Джуна опасно балансировал маленький торт с одной зажженной свечкой. Через весь торт была протянута надпись «С Днем Рождения», в которой угадывались неаккуратные каракули Аибы. “Я хотел написать слова, но Аиба настоял на том, что это сделает он”, – быстро объяснил Джун, заметив взгляд Шо.
“Это потрясающе”, – ответил Сакурай, не стараясь скрыть дрожь в голосе. “Спасибо, парни”.
“Всё придумал Джун”, – сказал Аиба, и Шо посмотрел на Матсумото, который казался смущенным, даже при том, что выдержал взгляд Сакурая.
“Спасибо”, – повторил Шо, на этот раз обращаясь к Джуну.
“Задуй свечу, придурок, пока ветер не сделал это за тебя”, – услужливо пропел Нино.
Шо не обратил на него внимания и, не сводя глаз с Матсумото, дунул и загадал желание.
Джун поделил торт на пять идеально ровных кусков. Они сидели на лестнице и наслаждались поеданием сладкого, совершенно забыв за теплотой момента о холоде на улице.
})i({
Лишь оказавшись далеко от репетиционного зала, он понял, что натворил. И, вероятно, вернуться назад он не мог. Не когда вокруг полно джуниоров и Шо придется делать вид, будто он не сказал только что Джуну, что любит его.
Паника закрадывалась в его голову. Что он натворил? Шо сделал шаг назад в сторону зала, думая о том, что ему следует сказать Мацумото, что это было шуткой, что он не имел в виду ничего из того, что сказал. Но затем Сакурай подумал получше и решил свернуть в сторону кафетерия. Он взрослый человек и естественно сумеет повести себя как профессионал, когда дело касается работы, но…
Но закончилось тем, что он так и продолжил ходить то в одном направлении, то в противоположном довольно много раз. Шо не знал, что делать, поэтому ходил туда-сюда, терзаясь и размышляя.
Он был настолько поглощен своими мыслями, что не заметил шагов позади себя и был застигнут врасплох, когда чья-то рука схватила его и потащила в темную комнату в стороне, заперев за ними дверь.
“А ты развиваешь в себе привычку рукоприкладства, как я погляжу”, – сказал Сакурай, когда ему, наконец-то, удалось понять, что произошло. “И мы в самом деле в каморке для швабр?”
“Это ближайшая дверь”, – казалось, Джуна мало волновало, где они, или хотя бы тот факт, что он насильно затащил сюда Шо. “Скажи это еще раз”, - попросил он.
“Что?”
“Что ты мне только что сказал”.
“Черт”, – пробормотал Шо скорее себе, чем Джуну. “Я знаю, ты расслышал меня”.
“Может, я ослышался”, – в голосе Джуна слышалась надежда, и на секунду Шо подумал, что, возможно, не всё потеряно, но гордость по-прежнему стояла у него на пути. Джун достаточно часто видел, как он строит из себя дурака; и делать это снова не хотелось. Он продолжал молчать, и тишина затягивалась, пока Джун, наконец, не вздохнул и не потянулся к двери.
“Должно быть, и правда ослышался. Извини…”
“Я люблю тебя, ладно?” – выпалил Шо, зная, что если позволит сейчас Джуну уйти, то разрушит все шансы на хороший исход. “Я сказал это. Теперь ты счастлив?”
В ответ Джун подтолкнул его к ближайшей стене и приблизился вплотную, но как только дыхание Шо замедлилось в ожидании, Матсумото покачал головой и опустил ее Сакураю на плечо.
“Джун?”
“Я не могу сейчас”, – голос Джуна окутывал его кожу, и уже лишь этого хватало, чтобы почувствовать дрожь сквозь все тело. “Если начну, то не знаю, смогу ли остановиться, а нам скоро нужно возвращаться в студию”.
Поразительно, что даже в такие моменты ты помнишь о работе, подумал Шо, его настроение явно улучшилось. Он поднял свою руку и приложил ладонь к задней стороне шеи Джуна, нежно проведя пальцами по его коже. Затем приподнял голову и прижал младшего ближе к себе, замирая на некоторое время – не в замешательстве или неуверенности, а от удивления от нарастающего удовольствия в нем просто от того, что они вот так стояли вместе. Это было так не похоже на все то, что было у них прежде. Возможно, из-за того, как быстро Джун ответил, его хватка стала увереннее, когда Матсумото проявил большую инициативу, дразня, лаская, легонько кусая, и все это заставляло Шо думать, что это слишком много, слишком быстро, но и останавливаться он не хотел. Отталкивая и притягивая друг друга, провоцируя на большее, их движения были просчитанными, они соблазняли, они были беспокойными и агрессивными. Это было подобно танцу, это было подобно войне.
Громкий звон резко оборвал их движения, Джун отпрянул от неожиданности и пытался руками нащупать хоть что-то для опоры, для устойчивости, тогда Шо поймал его за руку и сжал её, хотя у самого единственной опорой была только стена.
“Я задел что-то”, - сказал он, поясняя произошедшее.
“И оно упало”.
Шо вдруг подумал, что он не только звучит глупо, но и выставил себя сейчас нелепо. Сакурай выругался.
Джун взглянул на него. “Не думаю, что что-то сломалось”.
“Не в этом дело”, – ответил Шо. - “Однажды я загадал желание, чтобы всегда быть тем, кем ты мог бы восхищаться. Но, кажется, со временем я стал совершенно неподходящим для этого человеком”.
Джун снова опустил голову ему на плечо – сначала Шо испугался, не зная, как Матсумото отреагирует на подобные слова. Но когда плечи Джуна мелко затряслись, он понял, что Матсумото смеется. Над ним. Ну, это не в новинку, кисло подумал он.
“Прости, прости”, – выдохнул Джун, наконец-то, справившись со смехом. Сделав шаг назад, он посмотрел на Сакурая.
“Я до сих пор тобой восхищаюсь; существует множество причин уважать тебя, и тебе следует об этом знать. Но знаешь, что? Даже будучи самым неловким человеком на Земле и непревзойденным по количеству неудач, - вероятность чего, кстати, я не исключаю, - это не важно. Потому что я все равно буду любить тебя”.
Шо даже не слышал слов, хоть и уловил смысл сказанного. Матсумото улыбался ему, и от этой улыбки все внутри съеживалось, эта улыбка была такой искренней, такой простой, в этой улыбке был Джун. Что-то в груди Сакурая дико затрепетало и воспарило, он снова приблизился к Джуну, но тот отступил в сторону и протянул ему руку.
“Нам действительно нужно вернуться”, – Джун вновь рассмеялся, глядя на разочарованное выражение лица Шо. “Давай же, нам еще долго предстоит отрабатывать это выступление”.
})i({
Войдя в студию, к их немалому изумлению Шо и Джун там обнаружили лишь троих.
“Я отправил детей собираться”, – сообщил им Нино. - “Они и так на сегодня достаточно поработали. Завтра они вернутся, и тогда сможешь привести их в форму”.
Он бросил взгляд на руку Джуна, зажатую в ладони Сакурая.
“О, парни, вы помирились”.
Голос Нино звучал разочарованным. Несомненно, тот думал о пари с Аибой.
“Тогда, думаю, завтра ты не будешь таким стервозным?”
Аиба издал возглас ликования и напомнил Казунари, что теперьэто он должен ему ужин. Сатоши, испуганный шумом, сел прямо и воскликнул: “Медведи едят Нино!”
Четверо уставились на своего лидера. Тот смущенно моргнул в ответ, соображая, где находится. “А, это просто сон”, – сказал он с облегчением. Оно обхватил Нино, на коленях которого спал, - лишь затем, чтобы убедиться, что тот цел. Казунари нахмурился и попытался его отпихнуть, но Сатоши был слишком счастлив, что медведи не съели Нино, поэтому ему было все равно.
Шо и Джун переглянулись, одна и та же мысль пришла им в голову. Иногда, думал Шо, пусть даже эти люди были его единственным спасением, когда мир требовал от него слишком многого, все же он спрашивал себя: неужели в их группе лишь он и Джун в своем уме?
~ конец ~
Прочитали? Молодцы. Если комментарий написать трудно, идем сюда
@темы: Sakumoto is OTP, translation, fanfiction
-
-
30.10.2011 в 02:03-
-
30.10.2011 в 02:11-
-
30.10.2011 в 21:51Читала этот фанфик на английском, но на русском все же приятней прочитать ^^
Фанфик понравился безумно
-
-
30.10.2011 в 22:13-
-
03.11.2011 в 21:15оно потрясающе
-
-
03.11.2011 в 21:17